Любовница Леонарда[СИ] - Виктор Песиголовец

— Да будет тебе колечко, не переживай! — успокоила девушка, поворачиваясь, чтобы выйти из гостиной. — Сейчас я тебе сделаю чай, а потом преподнесу свой подарок.

— Сахару побольше положи! — крикнула вдогонку бесовка. — Ложечек так семь-восемь! А если есть варенье, то и его ложечек пять! Можно и десять!

Вернувшись через несколько минут в комнату и вручив Палаксене пол-литровую кружку с вишневым вареньем, слегка разбавленным чаем, Архелия достала из шкафа материну шкатулку. Взяла оттуда сверточек и, развернув его, среди горсти золотых украшений, которые покойный отец хотел подарить Сысоевой, отыскала обручальное кольцо. Протянула гостье.

— Вот! Это тебе!

Та в мгновение ока схватила украшение, стала горячечно вертеть его в пальцах и пристально разглядывать. Затем подняла глаза, полные изумления и восторга:

— Ты совсем дура, да?

— Почему дура? — опешила девушка. — Тебе не нравится?

— Да кольцо-то, кажись, золотое! — воскликнула бесовка. И, попробовав его на зуб, повторила по слогам: — Зо-ло-то-е!

— Я знаю! Но мне для тебя не жалко! — усмехнулась Архелия.

Круглые зенки Палаксены вдруг стали влажными.

— Правда? — спросила она, проникновенно глядя на свою благодетельницу.

— Конечно, правда!

— А чем же я тебя отблагодарю? — гостья в задумчивости опустила голову. И тут же вскинула ее: — Может, возьмешь мои бусы?

— Нет, нет! — замахала руками девушка. — Не надо! Тебе эти бусы очень идут, так что носи их сама на здоровье! А мне ничего от тебя не надо.

Бесовка, наконец, решилась надеть кольцо на палец. Оно оказалось немного великоватым. Но это ее нисколько не смутило.

— Наверно, я стала еще красивее, да? — спросила она, любуясь жухлым блеском золота.

— Ювелирное изделие любой даме к лицу! — сдержанно заметила Архелия и кивком головы указала на журнальный столик, где стояла кружка с чаем, позабытая Палаксеной. — Только смотри, не потеряй его!

— Да я придумаю, как сделать так, чтобы оно не спадало, — рыжеголовая модница попробовала насадить кольцо на большой палец, однако это у нее не получилось. Тогда она вернула украшение на безымянный и сжала кисть в кулак. — Пока стану носить так! Главное — не забыть и не разжать пальчики.

Быстро вылакав чай, она стала прощаться.

— Пора мне! А ты жди еще одного посетителя! Сейчас к тебе пожалует Равза по очень важному делу.

И старый бес действительно не задержался.

Покашливая, он бочком вошел в гостиную из прихожей — в том же потертом тулупчике и черных штанах.

— Здорово тебе, барышня! — поприветствовал он ведьму и, опустившись на пол, сразу же стал скороговоркой излагать причину своего неожиданного визита: — У тебя давеча был сын Евдошки. Он неугоден твоему господину и покровителю. Поэтому тебе предстоит работенка…

— Подожди, Равза! — остановила его Архелия. — Отчего это Сергей Антонович стал неугодным моему господину? И о какой работе ты говоришь?

— Отчего не угоден — не спрашивай! — недовольно произнес бес, почесав затылок. — О том знает сам Леонард, и он отчитываться перед нами не будет. Наше дело исполнить его волю!

От недоброго предчувствия девушка заволновалась, ее щеки покрыл легкий румянец.

— И чего же он хочет? — тихо осведомилась она.

— Сын Евдошки должен покинуть этот мир! — Равза взглянул ей прямо в глаза. — Тебе надо провести специальный обряд.

— Да что ты такое говоришь? — вскричала молодая ведьма, вскочив с дивана. — Какая вина на Сергее Антоновиче? За что Леонард приговорил его к смерти?

— Опять ты суешься с вопросами! — поморщился бес. — Я же тебе сказал: это не наше дело!

Девушка заметалась по комнате.

— Я не могу причинить вред сыну моей бабушки! Не могу! К тому же он и мой родственник — дядя!

— Чего ты тушуешься? — проворчал Равза. — Рано или поздно твоему дядьке все одно в гроб ложиться. Ничего страшного, если это случится раньше…

Архелия остановилась и, закрыв лицо ладонями, с сердцем выдохнула:

— Дура я дура! Зачем было связываться с черными силами! Теперь только то и делаю, что гублю ни в чем не повинных людей, творю разные пакости, сею вокруг себя зло!

Бес поднялся, приковылял к журнальному столику, заглянул в пустую кружку, которую девушка не успела отнести на кухню, и облизал свои тонкие синюшные губы.

— Ты это, когда обряд проводить будешь? — поинтересовался он, возвращаясь на прежнее место.

— Не буду я проводить никаких обрядов! — твердо молвила ведьма, отвернувшись. И повторила — громко, с вызовом: — Не буду и все!

Глазенки Равзы испуганно забегали.

— Да это же немыслимое дело — не подчиниться воле Леонарда! — возопил он страшным голосом. — Ты представляешь, что тебе будет за непослушание?

— Чтобы не ожидало меня — я не стану убивать Сергея Антоновича, — с жаром заверила Архелия, замотав головой. — Я готова к любой каре!

Бес в ужасе схватился за голову.

— Да ты, барышня, глупа, как гусыня! Одумайся!

— Уйди! — Не поворачиваясь, она резким жестом указала ему на дверь. — Сейчас же уйди!

Глава двадцать пятая

Весь вечер девушка не находила себе места. Встревоженная, подавленная, она бродила по дому, не зная, чем себя занять. И, решив, наконец, выпить чаю, зашла на кухню.

Следом за ней туда стремительно влетел Бубело, появившийся непонятно откуда.

— Что ты творишь, красна девица?! — набросился он с упреками, даже не поздоровавшись. Выражение его лица, обычно спокойное и самодовольное, было злым и растерянным. — Ты же дала обет вечной верности и послушания! Нарушить его — значит обречь себя на лютые страдания. Самые лютые! Длящиеся до окончания времен!

Архелия, ничуть не испугавшись внезапного появления демона, исподлобья взглянула на него и дрогнувшим от волнения голосом поинтересовалась:

— И что же такого со мной будут делать?

— Это трудно передать словами! — он рывком отшвырнул табурет подальше от стола и сел, придерживая свой балахон. — Это надо видеть! Я расскажу тебе то, чего Евдошка не рассказывала, потому что и сама ничего толком не знала об аде и участи ведьм после смерти. Так вот, когда ведьма умирает, она попадает в темное царство Денницы — в место вне Божьего ведения и руководства. Обитатели этого царства лишены всякой надежды на вечную жизнь. Настанет Судный День — и все мы исчезнем без следа, словно и не было нас никогда. Единственное утешение бесов, посвященных колдунов и ведьм в том, что он, Страшный Суд, возможно, случится не скоро. К тому же сгинуть без следа и памяти — все-таки не самое страшное. Намного страшнее — муки ада, на которые обречены грешные души. Хотя у них и остается надежда на спасение из пламени, на избавление от страданий по воле Всевышнего в день Страшного Суда. Ведьма же, которая когда-то отвергла Бога, а потом проявившая непослушание черным силам и оттого проклятая ими, вдвойне несчастна, потому что обречена на мучения до Суда, а после него — на исчезновение, как и все мы.

Девушка тяжело опустилась на табурет и, опустив голову, задумалась. Но ненадолго, уже через минуту она с пафосом заговорила:

— Все эти ужасы, о которых ты рассказываешь, ожидают меня лишь после смерти. А я ведь пока что живая и не собираюсь скоро умирать. У меня есть время покаяться, отречься от своего звания ведьмы, прервать отношения с черными силами.

— Это невозможно! — закричал демон, пропекая ведьму своими глазами, ставшими почти красными. — Никто не позволит тебе бросить нас и остаться безнаказанной! Ты, которая по собственной воле давала обет служить Деннице, уже вне ведения Бога! В нашей власти опутать твою душу веригами величайшего уныния и скорби, отчаяния и чувства полнейшей безысходности, которые помрачат твой рассудок. И уже этой ночью ты наложишь на себя руки! Вспомни, как сгубила Евдошка Маньку Сысоеву! Ты хочешь такой же участи? Ты хочешь, чтобы завтра твое окоченевшее тело нашли подвешенным к люстре?!

Архелия метнулась к холодильнику, достала графин со взваром и, налив себе полную чашку, одним духом выпила. Ее сердце, сжатое ледяной рукой страха, трепыхало, как осиновый лист на ветру, горло перекрывал ком горечи, мешающий дышать на полную грудь. Девушка в мельчайших подробностях вспомнила, как покойная бабушка в один миг вселила в душу Платона Невечери животный страх и полностью подчинила его своей воле. Так это сделала бабушка — обычная ведьма. А на что способны они — Бубело, Равза, Леонард?!

Архелия упала на табурет, обхватила голову руками, согнулась пополам и застонала от бессилия.

Толстяк молча наблюдал за ее мучениями.

— Неужели нет никакого выхода? — через некоторое время срывающимся голосом спросила она, отрешенно глядя в пол.

— Да, выхода нет! — сурово подтвердил Бубело. — Ты должна повиноваться!